МОЯ ЖИЗНЬ - ОНА ТОЛЬКО МОЯ. ЦИКЛ ВИДЕО. ВЫПУСК 29. ЭФИР ОТ 01.11.2018. Пять-семь фаз неизлечимого диагноза (Часть16). Третье погружение во третью стадию (продолжение).
Содержание выпуска:
И сегодня 01 ноября 2018г. мы снова возьмём третью фазу, третью стадию.
Это продолжение предыдущего выпуска от 18 октября 2018г.
Синдром выученной беспомощности – 6.
Накануне мы рассмотрели три вектора, три ветви депрессии, три типа депрессии.
Мы рассмотрели три вида депрессии, в зависимости от выбранного пути.
Два пути были тупиковыми, и только один выводил к свету, но именно он является тернистым.
Тернии сложны лишь для идущих напролом, надеящихся на свою крутизну. И какое-то время – удача сопутствует.
Так Вы для себя определитесь: Вы крутой или Вам нужна помощь. Одно исключает другое.
Крутым карта не нужна. Крутым и компас не нужен. Крутым вообще, кроме крутизны, ничего не надо.
Примите для себя исходное решение: сделать шаг или решить сделать шаг.
Можно ещё подумать сделать шаг. А можно помечтать сделать шаг.
Итак, мы имеем: два пути вполне спрямлённые тупики, и один – довольно упрямо тернистый путь, но только он выводит к свету.
Этот путь выхода из адаптации к исследованию – это самый важный путь в жизни человека. Так становятся творцами.
Этот путь выхода из адаптации к исследованию – он как беременность, срок не ускорить. И лучше беременеть пораньше.
Если Вас свернуло с пути в область поиска смысла – возвращайтесь к неизбежному. Неизбежное всё равно реальнее Вас.
Если Вас свернуло с пути в область попытки спрятаться и переждать – возвращайтесь к неотвратимому. Это значит, к себе.
И вот, мы вплотную подошли к такому понятию, как нарративная терапия. Это собственно попытка средствами нарратива реализовать необходимые цели. Да, при переходе от третьего шага «Начало попытки выхитрить для себя лично преференции» к четвёртому шагу «Отчаяние. Полная апатия. Депрессия. Упадок сил и желания» – да, миновать депрессию невозможно, но зато можно:
А) не глубоко погрузиться в апатию и депрессию;
Б) правильно себя вести в депрессии. Не давать ей шанса и помогать себе, а не расходовать себя на борьбу с ней.
В) потом мы увидели, что депрессия очень крепко дружит с состоянием выученной беспомощности;
Г) потом стало ясно, что неуязвимых людей нет и у каждого есть своя личная кнопка «вверх» и своя личная кнопка «вниз»;
Д) потом стало очевидно, что знать свою личную кнопку «вниз» было бы совсем недурно, а даже очень хорошо. Эта кнопка – это триггер, запускающий состояние выученной беспомощности, и тогда Вы становитесь сущим ребёнком, который ничего не может сам;
Е) потом стало видно, что о своей слабости и о своей зоне выученной беспомощности – можно рассказать вслух, обозначив её место в себе и себя в ней. То есть, о своей кнопке «вниз», о своём триггере состояния выученной беспомощности, можно рассказать вслух;
Ж) потом мы сделали предположение, что если мы можем рассказать вслух о своём триггере состояния выученной беспомощности, чтобы профилактировать эту свою зону выученной беспомощности, чтобы не застрять в депрессии, то если можно рассказать об этом вслух, так бы это можно было бы сделать – вот взять и рассказать: то это как, кому, где, когда. Делать что?
Зона выученной беспомощности – это место, где стыд делает Вас беспомощным и застывшим.
Стыда так много, что Вы обмираете, и покорно ждёте своей участи.
И вот здесь мы подошли к понятию нарратив.
Нарратив – это сюжет, изложение, история, повествование, рассказ, нечто сообщающее о чём-то. По сути дела, нарратив – это интерпретация того, что было, есть или будет. И да, интерпретация принципиально зависит от наблюдателя. Нарратив – это личный субъективный взгляд. Личный взгляд, изымающий из увиденного тематически отсортированную версию того, как хотелось, чтобы было.
Если кому-то удобно нарратив называть дискурсом – пожалуйста, в этом нет никакого ограничения. Вопрос лишь в том, что нарратив очень точно характеризует описывающего, его отношение и его восприятие, и его ожидания от результатов своего описания.
Итак, нарратив описывает увиденное, и ещё нарратив описывает видящего это, описывающего.
Нарратив – это тень от того взгляда, которую отбрасывает предмет, описываемый наблюдателем.
Наблюдатель описывает нечто и, несомненно, именно этим же он описывает себя, описывая видимое.
Каждый из нас в видимом видит то, на что настроен изначально и этот тематический выбор является описанием выбравшего.
Это легко описать.
Я зашёл в спортивный магазин и рассказал о нём, как о месте, где много бутс, много мячей. Чем я интересуюсь?
Я зашёл в спортивный магазин и рассказал о нём, как о месте, где много ласт, много очков-масок. Чем я интересуюсь?
Я зашёл в спортивный магазин и рассказал о нём, как о месте, где много велосипедов, много шлемов. Чем я интересуюсь?
Мир – это условный магазин, где есть всё, и я в нём выбрал только то, на что я настроен тематически, избирая нужное мне.
Я зашёл в гипермаркет и рассказал о нём, как о месте, где мало мяса, мало колбас. Что я предпочитаю?
Я зашёл в гипермаркет и рассказал о нём, как о месте, где мало овощей, мало фруктов. Что я предпочитаю?
Я зашёл в гипермаркет и рассказал о нём, как о месте, где мало рыбы, мало морепродуктов. Что я предпочитаю?
Я вижу то, что составляет мою матрицу приоритетов. Хоть все видят всё, но описываем мы лишь то, что избираем или предпочитаем.
Вот эта тематическая избирательность, предпочитаемость и является моей характеристикой, которую я переношу на описание.
Любое описание несёт частичную характеристику описываемого и большую меру описания самого описывающего.
Отсюда можно сказать, что описанное несёт в себе описанное, но не только. В описанном неописанного осталось больше.
Отсюда можно сказать, что описываемое несёт в себе описывающего, но не только. В описывающем неописанного осталось больше.
Вот и получается, что нарратив, он как бы смотрит в обе стороны одновременно, чем порождает одновременно две правды:
1. Первая правда – это тематически отсортированная история об увиденном или знаемом, то есть, правда о сущем.
2. Вторая правда – это тематически отсортированная характеристика сказителя, то есть, правда о сказителе.
Правда – это тематически отсортированная истина. Правда – это всегда неполная и усеченная истина, до удобной себе формы.
Реальность – это тематически отсортированная действительность. Реальность – это всегда неполная и усеченная действительность.
Нарратив – это своя правда. Правда – это ожидаемая реальность, наиболее удобная для приёма вовнутрь.
Есть действительность – она одна на всех и есть реальность – она у каждого своя, и чтобы поддерживать целостность кокона своей реальности, нужно любую новизну и неопределённость обволакивать своей правдой, и уже в виде своей правды втягивать вовнутрь себя.
Мы такие плеватели. Мы ходим по жизни, и обплёвываем всё то, что является непривычным или новым.
Мы сталкиваемся с новой ситуацией, пытаемся её опознать или шаблонировать под уже известные ситуации и если это получается – мы втаскиваем ситуацию вовнутрь, интериоризируем её. А если ситуация непонятная и застругать её под нам уже известную не получается – тогда мы её обплёвываем своей правдой и уже смазанную своей правдой мы пытаемся запихать в себя всю имеющуюся новизну. То есть, мы своей реальностью обплёвываем действительность, а уже потом саму дополненную реальность проглатываем внутрь.
Вот этот путь добавления к реальности действительности – мы называем жизнью, путём, развитием или познанием.
То есть, нарратив – это причёсывание действительности под свою реальность.
Нарратив – это адаптация действительности до состояния своей собственной знакомой реальности.
И именно Ваша правда, как желаемая ожидаемая реальность создаёт необходимые условия, которые рождают нарратив.
Нарратив – это попытка поделиться своей правдой, чтобы снизить неопределённость будущего.
Нарратив – это попытка проиграть на модели свои будущие стратегии поведения при столкновении с будущим.
Нарратив – имеет три свойства.
1. Первое свойство нарратива – это адаптация к неопределённости.
2. Второе свойство нарратива – это описания места себя в ситуации и места ситуации в себе.
3. Третье свойство нарратива – это рассказ, повествование, которое несёт в себе предположения о решении этой ситуации.
Давайте, упростим определение нарратива.
Условно говоря, нарратив – это «а я так вижу», … и потом такое уже угрюмое: «ну, да, художника каждый обидеть может».
Кто-то видит в розовых тонах, а кто-то в серых. Вот тон, в котором видит художник – это и есть нарратив этого художника.
Стиль, школа, отрасль, область – это всегда нарратив.
Атмосфера, условия, особенности – это всегда нарратив.
Итак, что мы имеем: идёт по жизни человек и постоянно и непрерывно трансформирует мир вокруг себя лично под тот формат, который ему удобен более всего. Условно этот могло бы выглядеть так: «я лучше всех, все живите, как я». В идеале, все учения, все философии, все религии, все авторские школы построены именно поэтому же принципу: «я приглашаю Вас в свой мир, здесь мне хорошо».
И вот это сакраментальное «мне здесь хорошо» – оно ещё не означает, что всем там будет также хорошо, как зовущему к себе.
Птицы, звери и рыбы – имеют свои среды обитания, и каждая среда обитания – имеет только свой нарратив.
И птицы не могут договориться с рыбами или зверями, ибо у них разные описания действительности.
Реальность птиц отличается от реальности зверей и от реальности рыб. И это всё нарративы.
Нарративы могут соприкасаться, могут пересекаться и могут не соприкасаться.
Нарративы могут дружить между собой и могут не иметь ничего общего между собой.
Мы делимся мыслями – это мы делимся нарративами.
Мы делимся взглядами – это мы делимся нарративами.
Мы делимся соображениями – это мы делимся нарративами.
Мы делимся способами организации жизни – это мы делимся нарративами.
Мы делимся идеями, ощущениями, ожиданиями – это мы делимся нарративами.
В идеале, мы делимся смыслами – и это мы тоже делимся нарративами. И чей смысл круче – у того и нарратив привлекательней.
Любая рассказанная история – это нарратив, причём нарратив в обе стороны и в сторону самой истории, и в сторону рассказчика.
Самый крутой нарратив – это стиль жизни. Стиль жизни от человека неотторжим.
И от этого характерного и присущего только Вам стиля жить и организовывать свои дела – Вам не отделаться никогда, как будто бы это Ваше ДНК или отпечатки пальцев. И уже не важно о ком или о чём Вы говорите – открывая рот или делая хоть что-то, Вы всегда говорите только о себе. «Ваши поступки так кричат, что я тебя уже не слышу». В общем, всё, что Вы захотите рассказать – будет нарративом, ибо всё будет рассказывать о рассказчике больше, чем о рассказываемом. Вы свои предпочтения скрыть не можете, так вот этот рисунок предпочтений, в соответствии с которым Вы делаете выбор или не делаете – и является нарративной тематически отсортировывающей моделью организовывать свою жизнь и жизнь вокруг себя. Всё, к чему Вы прикоснётесь – будет нести Вас в полной мере, и никуда Вы от этого не денетесь. Это будет нарратив, Ваш, а не чей-то ещё. Вас там будет 100%. Всегда. Чтобы Вы ни сделали или ни сказали. Нарратив из Вас течёт всегда. И для кого-то это будет сказко-терапия, а для кого-то story telling, а для кого-то сценарное ремесло, а для кого-то комиксы, а для кого-то сериалы, а для кого-то «тысяча и одна ночь», а для кого-то сказания о путешествиях и приключениях. Всё это будет и повести, и романы, и новеллы, и поэмы – и всё это будет рассказывание историй, то есть, нарратив.
Если Вам потребуется передать сообщение о сухих фактах – Вам потребуется доклад, но, когда и если Вам потребуется передать отношение, передать истоки, передать свою точку зрения, передать интерпретацию фактов – Вы получите нарратив. Нарратив – это тематически отобранные и окрашенные факты. Факты, тематически отобранные и отсортированные – создают нарратив. Условно говоря, нарратив – это субъективная реальность рассказчика, сквозь которую он подаёт-протаскивает факты, окрашивая их собой в тона собственного восприятия и собственного отношения. Нарратив – это интерпретация фактов, которая проявляет лик рассказчика.
Есть такой мультфильм «Правдивая история Красной Шапки», он вышел в 2005 году. В этом мультфильме каждый персонаж этой известной сказки рассказывает свою историю того, как, когда и почему он очутился там, где очутился. И это очень классно. Как если бы задали написать сочинение от лица коня, как когда-то играл великий актёр Лебедев Евгений Алексеевич в «Холстомере» по «Истории лошади» Л.Н.Толстого. Рассказать историю от лица персонажа – это и есть нарратив. Личная правда – это и есть нарратив. Личная история – это тематически отсортированная последовательность событий, в которых «я» является главным героем. Личная правда – это нарратив. Личная правота – это нарратив. И личная справедливость – это тоже нарратив. Вот это «хочется, чтобы было так» – это нарратив.
В момент, когда и если рассказчик даёт оценки, даёт описания, даёт окрашивание в цвета чувств, в цвета отношения и в цвета восприятия – всё это нарративные оттенки рассказчика. То есть, любая проекция автора на рассказываемую им историю даёт этот исходный код того, что потом будет шедевром, описывающим не только саму историю, но и характеризующим автора, рассказчика.
Итак, задача фактов – это просто сообщить о случившемся. Задача нарратива – вызвать у зрителей или слушателей необходимую реакцию, так специфически подав и прокомментировав факты, чтобы направить подарившего внимание в нужную сторону, обратившись к эмоциональной и чувственной части человека, позвав его сопереживать и сочувствовать. Вас слушают и за Вами идут – это нарратив.
Такой способ видеть мир – это нарратив. Мессия – это нарратив. Религия – это нарратив. Любая теория – это нарратив.
Нарратив всегда апеллирует к установлению связей и зависимостей, ища причины и следствия, и назначая кого-то или что-то ответственным за произошедшее или случившееся. В этом смысле, воображение, тревожность и мнительность – любое невинное утверждение может превратить нарратив: или в паранойю, или в истероидность, или и в то, и в другое вместе взятое одновременно.
И если обратиться к понятию гештальта, то может выясниться очень интересная деталь: когда и если у нас в контексте не хватает фактов, а историю надо рассказать (самому себе) мы легко гештальтом достраиваем ситуацию до «узнаваемой» и «привычной», чтобы определить к этой ситуации своё отношение и привычный способ поведения. Говоря иначе, мы подгоняем под уже имеющийся у нас внутри хорошо известный нам шаблон, любую непонятную и неопределённую ситуацию. Так работает мозг. Если нам не хватает фактов – мы себе допридумываем их сколько надо, чтобы оправдать имеющееся у нас предположение и утилизировать гештальт, а не таскать его повсюду за собой в незавершённом виде. Это похоже на намеренную шизофрению – мы в контекст добавляем сущности, чтобы этот контекст сделать узнаваемым, и этим снизить тревожность от неопределённости. Такая себе тематически дополненная реальность.
И, кстати, это норма проекции ожиданий на складывающиеся обстоятельства, то есть, нам легче деформировать обстоятельства под уже известный шаблон, чем нарабатывать новый шаблон под изменившиеся обстоятельства. Это принципиально для нас. Это экономит жизнь. И в этом нет никакой трагедии. Это норма поведения. Так и должно быть. Мы научаемся чистить зубы, а дальше варьируя параметрами, мы способны чистить зубы не только у умывальника, не только зубной щёткой, не только у крана с водой, не только зубной пастой. Но да, лучше всего чистить зубы у умывальника с краном с водой зубной пастой зубной щёткой. Но любой из этих параметров можно заменить, и даже все, и «чистить зубы» – это всё равно не изменится. А вот если нам не хочется идти на тренировку, то мы найдём тысячу отговорок тому, почему этого именно сейчас делать не надо. У намерения – тысяча преград, у нежелания – тысяча помощников.
Вас не смущает только то, что именно Вам надо.
Всё остальное для Вас – это блеф надежд.
Но так и должно быть – у Вас своя правда.
Ваша правда сформирована Вашей жизнью.
И Ваша же правда оберегает Вашу же жизнь.
Отсюда, из всего вышесказанного, мы можем сделать следующие, пока ещё не очень очевидные выводы:
1. Первый не очень очевидный вывод: с точки зрения экономии энергии – нам легче подогнать ситуацию под шаблон, чем изменять шаблон под каждую ситуацию. Так работает эволюция, экономя энергию на будущее, на потом, на непредсказуемость будущего.
2. Второй не очень очевидный вывод: «узнавать ситуацию» – это большая удача, ибо любая «узнаваемая» ситуация хороша лишь тем, что под неё уже давно заготовлен шаблон поведения, который хорошо и результативно срабатывал ранее, что даёт основания надеяться и предполагать, что и в этой «похожей» ситуации те наработанные рефлексы дадут хороший результат. Привычки и стереотипы мы нарабатываем не зазря. Ваши привычки могут не соответствовать контексту, но это не значит, что это плохие привычки.
3. Третий не очень очевидный вывод: нам проще подсортировать факты, ведущие нас к «узнаваемой ситуации», чем оставить пустоты неопределённости, чтобы продолжить работу по наработке фактов, которые скорее всего потребуют наработки нового шаблона поведения. То есть, нам легче игнорировать очевидные неудобные факты и выдумывать удобные, чтобы поскорее нейтрализовать новизну.
4. Четвёртый не очень очевидный вывод: нарратив всегда больше говорит о рассказчике, чем о рассказываемом. Характеристика рассказчика в нарративе просматривается недвусмысленно. Как если бы «Ромео и Джульетту» или «Короля Лир» ставили бы разные режиссёры на Земле, то произведение самого Шекспира не поменялось бы ни на знак в тексте, а вот прочтение было бы каждый раз разное, и больше характеризующее прочитывающего, чем, собственно, персонажей Ромео, или Джульетты, или самого Шекспира.
Итак, здесь мы можем сказать, что от наблюдателя, от комментатора, от интерпретатора – зависит всё. Но только для него самого.
5. И здесь появляется пятый неочевидный вывод: от воспринимающего нарратив – зависит следующий этап восприятия нарратива. Итак, у нас есть факт. У нас есть искажающая матрица интерпретации рассказчика факта, рождающая нарратив. И у нас есть искажающая матрица интерпретации нарратива со стороны того, кто воспринял этот нарратив, ибо он его тоже понял «по-своему». И никакого другого пути перекладывания из нарратива в себя – не существует. Вот сколько будет людей – столько будет и восприятий нарратива.
Если взять историю, как науку или литературу, как науку или искусство – так вот от рассказчика будет зависеть почти всё.
Любой историк искажает историю, собирая факты и интерпретируя их по-своему. Любой писатель пишет о том, что чувствует и что его трогает. А уже все те, кто будут читать эту историю или эту литературу – будут её воспринимать каждый раз по-своему, субъективно.
